– Тигель был здесь, а формочку я попросил у шофера. Он в клубе охотников состоит. У него таких причиндалов много.
– Понятно, что у шофера. И он не спросил для чего?
– Не спросил.
– Кортик, где ты возьмешь оружие?
– Это секрет.
– Если ты знаешь калибр пули, значит, оружие уже у тебя?
– Можно сказать и так, – кивнул Кортик, осторожно зачищая напильником выплавленную пулю.
– Он не мог дать тебе оружие, он не идиот, – размышлял я вслух.
– Он и не давал.
Мы говорили о шофере и прекрасно понимали друг друга.
– Вынести его из тира ты тоже не мог. Павел Игнатьич рассказывал о металлоискателе на выходе.
– Не мог.
– У тебя только два патрона, да?
– Да.
Что ж, все было сказано. Кортик ни разу при этом на меня не посмотрел, а это означало только одно – он все решил твердо и в советах не нуждается. Что я мог поделать? От безысходности хотя бы усомниться в его снайперских способностях. Я и усомнился:
– Ты не попадешь в него из окна чердака на таком расстоянии.
– Я не дурак, – согласился Кортик.
– Будешь стрелять в упор? – Я задержал дыхание.
– В упор не смогу. Я пока могу только по мишеням. Если он на меня посмотрит – не смогу ни за что выстрелить.
Я с облегчением выдохнул.
– Залезу на старую липу у его забора, – поделился планами Кортик. – Я уже тренировался, там можно удобно устроиться на уровне второго этажа. Лишь бы он не задвинул шторы. Атила!
– Что?
– А что бы ты сделал с этим гадом?
– Ничего, – честно ответил я, хотя знал, что Кортик ожидает другого ответа.
– Ничего?.. – опешил он.
– Послушай. Я мог бы тебе много чего наплести – вот бы мне быть полноценным человеком, а не инвалидом, да я бы!.. да его бы! Но я этого не скажу. Убить можно, будучи и безногим и одноруким.
– И в чем дело? – рассердился Кортик.
– Дело в том, что я не понимаю. Я не понимаю, зачем он это сделал.
– Он поганый вампир! – крикнул Кортик.
– Допустим. Мы сейчас говорим о чем? Почему я в данный момент не хочу его убить. Потому что сначала я хочу понять.
– А когда поймешь?
– Тогда – по ситуации. Чего ты пристал? Что ты хочешь услышать? Даже со здоровыми ногами я не полезу стрелять в кого-либо с дерева, потому что это будет глупо и смешно – я никудышный стрелок. При желании я могу придумать множество других способов уничтожить человека, но – зачем? Смерть – самый бессмысленный из всех способов мести.
– Смерть за смерть! – провозгласил Кортик.
– Ты говоришь о смерти, а я о мести. Не напрягайся – морщины на лбу останутся, некрасиво будет, – не отказал я себе в небольшой издевке. – Просто поверь, я столько книг перечитал – это разные вещи. Смерть ничего не решает. Она только прекращает или начинает.
– Хватит. – Кортик прервал мои попытки отговорить его. – Я это сделаю, и точка! Я так решил.
Сделал он это так. Через два дня безветренным холодным вечером залез на старую липу и минут десять пытался там угнездиться. Увидеть его в подзорную трубу было проблемно, я смотрел в окошко и ничего толком не мог разглядеть. Единственный бинокль, который был в доме, – театральный, Кортик забрал с собой. Когда ветки дерева перестали трястись, я предположил, что он там устроился и теперь в бинокль оценивает ситуацию в комнате.
Немец был в той самой комнате на втором этаже. Он сидел за столом и читал большую книгу. Направив трубу в сторону зеркала, я не нашел издания о правильных способах хранения и использования человеческой кожи и предположил, что именно его он и рассматривает.
Немец встал и подошел к книжной полке.
В этот момент меня посетило странное видение. Это было видение номер два. Я представил как немец заметил из окна шевеление веток в абсолютно безветренную погоду, открыл окно, разглядел Кортика и пригласил его в дом. Кортик по примеру почти загипнотизированного Улисса пошел, а потом после долгих поисков в мусорном контейнере…
Я очнулся от звука выстрела, и все пропустил. Конечно, я был не в себе, отсюда и видения. Мне было нехорошо не потому, что Кортик собирался убить немца серебряной пулей из браунинга № 1347. Мне еще в сарае не понравилось качество изготовления пули и процесс ее заправки в патрон. Я тогда с ужасом подумал о разорвавшемся у лица Кортика браунинге. Скажем, это было видение номер один.
Видение номер три – раненый немец ползет к телефону, оставляя за собой окровавленный след на паркете, тогда Кортик стреляет в него еще раз и, естественно, опять не убивает.
Трясущимися руками я направил подзорную трубу на освещенное окно Черной дачи. Все, что я успел увидеть в разбитом стекле, – раскинувшиеся на полу ноги в тапочках, но верхней части тела видно не было – мешал стол. Еще с одной стороны зеркала отсутствовала висевшая там раньше большая лохматая и рогатая голова зверя.
Меня отвлек звук шарманки – кто-то вызвал лифт вниз, и теперь он поднимался на чердак. Совершенно парализованный ужасом, я смотрел в открытый проем входа. Сам не знаю, чего я испугался, но когда в нем возникла голова моей матушки, а потом и вся она появилась и направила на меня фонарь с самыми решительными намерениями выяснить, чем это мы занимаемся на чердаке без света, я обмочился.
Честно говоря, со мной это случалось и раньше. Я даже спал на всякий случай с прорезиненной клеенкой под простыней, но от страха – впервые.
Заметив выражение моего лица и услышав крики Кортика – он кричал «Атила! Атила!..», матушка бросилась к окну, заподозрив худшее, – она искала выпавшего из окна Кортика на газоне.
И что вы думаете? Там она его и нашла. Он стоял у дома с браунингом в руке, с театральным биноклем на шее и кричал.