Алые паруса бабушки Ассоль - Страница 43

– Да.

– Ты принесла в психиатрическую лечебницу маску для ныряния? – спросил Кортик и не удержался от улыбки.

– Всему есть логичное объяснение. Атила, как ты думаешь, на кой черт я принесла в психушку маску?

Моим щекам стало горячо от ее внимания.

– Есть два варианта. Первый – случайный. Скажем, вы меняли на этой маске стекло. Из мастерской поехали сюда. А второй – намеренный. Вы хотите предложить Кортику какое-то приключение и решили его поразить вещественными доказательствами.

– Браво, – скупо и без эмоций в голосе заметила бабушка Соль – совсем как ее зять адвокат.

– Неплохо, мальчик, неплохо, – одобрил и главный врач, он хотел еще что-то добавить, но бабушка Соль подняла над столом ладонь и посмотрела на него в ожидании.

Он хмыкнул и замолчал. Повернувшись к Кортику, бабушка объяснила свой приход сюда:

– Икар, я хочу предложить тебе партнерство в одном важном и опасном деле.

– В поисках сокровищ с затонувшего «Германика»? – спросил Кортик.

– Почти угадал, – не удивилась бабушка. – Эти поиски сокровищ, которые большинство людей считают делом интересным и очень романтичным, в жизни всего лишь трудная работа и часто – весьма грязная. Я, правда, еще не ныряла в Балтийское море, но знаю, о чем говорю.

– Тогда – что? – удивился Кортик.

– Я хочу, чтобы ты помог мне залезть в архив одного военного человека.

Уже давно ерзая от напряжения, я в этот момент не удержался и вскрикнул.

– Не зна-а-аю, – разочарованно протянул Кортик.

– Что так? – удивилась бабушка.

– Он сыт по горло мусорными контейнерами, копанием земли по ночам – той самой грязной работой, о которой вы говорите, – объяснил я. – У Кортика была последняя надежда на обнаружение сокровищ где-нибудь на дне океана, но вы и этого его лишаете – какой-то там архив!

Бабушка Соль странно посмотрела на внука – оценивая.

– Если у тебя это получится, обещаю, что за сокровищами ты наныряешься вдоволь. Еще обещаю, что ты вообще все в жизни будешь делать сам. Сам выберешь себе место жительства и людей, которых в это место пустишь.

После таких слов адвокат вскочил и возмущенно потребовал прекратить балаган. Потом попытался объяснить всем полную бесперспективность и даже безнравственность дальнейшего общения внука с бабушкой.

– Ассоль Марковна держит в городе кондитерскую под весьма двусмысленным названием, – поспешил доложить он сыну. – Уже давно ходят слухи, что изготовление пирожных – только прикрытие для сводничества! Вы только представьте, господа, покупку торта, которая кончается его дегустацией вместе с полураздетыми девицами!

Бабушка Соль опять шлепнула ладонью по столу.

– Перестаньте стучать! – строго приказал вздрогнувший главврач. – Это закаленное стекло, его не разбить, вы только всех пугаете.

– Вы меня провоцируете? – прищурилась бабушка.

– А как называется кондитерская? – спросил пожилой лысый врач.

– Пап, я пойду с бабушкой. – Икар встал.

– Только через мой труп, – сморозил адвокат.

– Пиши расписку о том, что забираешь сына отсюда, – ответила на это бабушка Соль.

Она встала и склонилась над столом в позе бильярдиста. Она почти легла щекой на стекло. Потом подняла голову и стала медленно и сильно водить пальцем по стеклу, делая круги.

– Ассоль, прекрати… те, – нервно хихикнул адвокат.

Бабушка Икара приложила указательный палец к губам, призывая его к тишине.

Вставшими волосками на руках я почувствовал нервную хищность их вынужденной близости. Мне опять стало жалко адвоката.

В одном месте стекло отозвалось на ее растирания – оно загудело, как бокал, когда проведешь по его краю.

Бабушка Соль удовлетворенно кивнула, распрямилась, потом, не сводя глаз с этого места, нащупала в сумочке тюбик, открыла его и помадой очертила круг.

Она посмотрела на главного врача, на адвоката, потом – на Икара, и ее лицо покрылось на секунду сеточкой старости. Пошарив в сумке, вынула и показала, держа двумя пальцами, металлический шарик.

– Доктор, – заговорила она со смирением в голосе, – что вы можете сказать о психиатре, который ставит у себя в конференц-зале стол со стеклянной столешницей?

– Это закаленное стекло, – стоял на своем главврач.

– Это – провокация, – заявила бабушка. – Если не ошибаюсь, именно здесь вы проводите свои комиссии по определению степени выздоровления пациентов. В неформальной, так сказать, обстановке. И вы, считающий себя лекарем душевных болезней, борцом с рабством иллюзий, в присутствии выздоравливающих раскладываете истории болезней на стекле? Если я разобью столешницу, вы поместите меня в свою клинику?

– Во-первых, это – закаленное стекло, – проявляя чудеса терпения, объяснял доктор, – во-вторых, вам совершенно необязательно его разбивать, чтобы попасть ко мне в лечебницу. Я уже могу констатировать некоторые признаки…

– Я все-таки попытаюсь! – перебила его бабушка. – Если зять не напишет ходатайства о выписке моего внука из этого заведения под свою ответственность.

– А он не напишет! Я… то есть, не напишу, – пробормотал адвокат не совсем уверенно.

– И что мне тогда терять? Я люблю внука. Разобью столешницу – лягу к вам в клинику. По крайней мере, мы будем видеться с Икаром каждый день. Общаться. Глядишь, оба потихоньку выздоровеем.

Бабушка Соль разжала пальцы. Я видел, как вращается шарик в полете. В этот момент я понял, что могу замедлять время – только для себя. Шарик упал на стекло и не отскочил от него, как я ожидал, чтобы в подробностях рассмотреть еще и его движение вверх. Он застыл на долю секунды на стекле – ничего не произошло, – медперсонал уже собрался перевести дух, как раздался громкий треск. Стекло лопнуло под шариком стремительной молнией, потом поделилось по ходу ее продвижения на множество мелких кусочков и просыпалось в металлический овал держателя. У стола была кованая фигурная основа с овальным держателем и гнутыми ножками.