Алые паруса бабушки Ассоль - Страница 57

– Пошли в кондитерскую, изучим книгу. Фарватер – ерунда, ей понадобятся планы минных полей в Балтийском море. Твоя бабушка не интересуется планами минных полей?

– Атила, я – копия моего деда, – вместо ответа сообщил Кортик.

– Тебе это дядя Моня уже говорил.

– Что там дядя Моня! Я видел фотографии. Не поверишь – я полный его клон. Даже родинки на груди одинаковые.

– Теперь понятно, почему она не хотела тебя видеть. Как узнала о родинке, так и сбежала куда подальше. Она знает, что Надом прослушивали?

– Она не дура, – заявил Кортик. – Ну, прослушивали. Мы много чего наговорили, но вот о фарватерах и координатах не говорили никогда.

Я сел рядом с Кортиком. Мы несколько минут помолчали, потом в озарении посмотрели друг на друга.

– А ей известно, что дядя Моня знает, куда подевался гроб с телом Нины Гринович? – прошептал я с ужасом.

– Ты думаешь то же, что и я? – прошептал Кортик. – Письмо Сталину в железной коробочке от чая! Твой дядя Моня его не находил!

– Спокойно! – Я вскочил и несколько раз подпрыгнул на месте. – Давай попробуем вспомнить, о чем именно мы в ту ночь говорили?

– Да мы обо всем говорили, обо всем! – закричал Кортик. – Дядя Моня сказал, что он знает, куда девалось тело Нины Гринович. Ты сказал, что тоже знаешь. Я распсиховался и спросил, за что он мог посадить мою бабушку, он сказал – за перезахоронение! А потом мы обсудили – куда! Даже завещание жены писателя на эту тему вспомнили. Ну, блин!..

– Дядя Моня сразу после этого разговора принес сканер и нашел камеры. – Я вздохнул. – Поздно. Мы все выболтали.

– Перестань прыгать, как Улисс!

Я присел на корточки и спросил:

– Как ты думаешь, кто нас слушал?

– Конечно, этот живодер Кох! – не задумываясь, ответил Кортик. – Сын вора ювелира!

– Может, это не так уж критично, – предположил я. – Он некоторым образом… умер.

– И сразу появился его брат двойник!

– Это тоже неплохо. Значит, они по-прежнему что-то ищут.

– Да уж… – Кортик встал, посмотрел на кран.

Мне показалось, что он вдруг захотел подняться наверх. Бабушке Соль это бы очень сильно не понравилось, а я… Короче, меньше всего на свете я хотел бы огорчить эту женщину. Тогда я сказал, что написал завещание. На него.

– Зачем? – удивился Кортик и отлип взглядом от крана.

– Если я умру, ты унаследуешь все, что мне принадлежит.

– И инвалидную коляску? – в притворном восхищении воскликнул он.

– Не смейся. Мне надоело попусту ездить с дядей Моней к нотариусу, я в последний раз, до аварии, тоже написал там завещание.

– А свою подзорную трубу указал? – спросил Кортик.

Его так и тянуло посмотреть вверх!

– Все движимое и недвижимое указал.

– Что это такое – движимое? – спросил Кортик. Обратите внимание – сын адвоката!

– Дом – это недвижимое, – объяснил я, – а подзорная труба – движимое, ее можно передвинуть с места на место.

– А-а-а… – протянул Кортик, уже думая о другом. – Знаешь, если живодер Кох все подслушал, то вполне мог разрыть могилу и найти железную коробочку с письмом. И найти клад на дне моря.

– А если первым это услышал шофер Павел Игнатьевич, который ставил камеры в Надоме, то он мог найти и ничего не сказать Коху, – предложил я свою версию. – Твой прадед Готланд несколько месяцев назад продал кому-то карту, которую хочет иметь бабушка Соль. Предполагаю, дело было так. Узнав из прослушки в Надоме о перезахоронении тела Нины Гринович и о том, что Иммануил Швабер обыскал все, кроме этого самого тела, подслушивающий понял, где может быть письмо с координатами. И он нашел коробочку. И потом пошел по пути твоей бабушки – ему понадобился фарватер.

– А все из-за нас, болтунов, – уныло констатировал Кортик.

– Мой дядя – в прошлом офицер спецслужб – тоже рот на замке не держал, – сказал я.

Надо заметить, после последнего разговора с дядей Моней меня уже несколько раз посещала мысль, что он догадывался про прослушку, и болтал с нами не просто так – с умыслом!

– И на кой твоему дяде это надо? – поинтересовался Кортик, подслушав мои мысли.

– Он сам говорил, что не борец по жизни. Может, ему интересно сталкивать лбами тех, кто борется, ищет, добивается своего любой ценой. А ситуация получилась смешная. Шофер Павел Игнатьевич спелся с сыном ювелира Коха – предложил, так сказать, свою помощь в прослушивании Надома.

– Было! Он валялся на заднем сиденье в автомобиле твоего дяди, когда я первый раз заговорил о Нине Гринович, – вспомнил Кортик. – И что тут смешного?

– Представь, шофер возит тебя в тир – учит стрелять. В Надоме он как родной – может прийти в любое время, зарядить свои камеры, починить, если чего сломалось. Ювелир Кох тоже, небось, все эти годы неплохо его подкармливал. Шофер выделил из своей коллекции браунинг и даже подработал на нем номер, чтобы угодить адвокату. И что в результате? Ты научился стрелять и полез на дерево убивать ювелира из этого самого браунинга! И что мы имеем? Человека, с которым шофер наверняка был в доле в поисках сокровищ, больше нет!

– Очень смешно, – уныло заметил Кортик.

– Подожди. Я думаю, что шофер и после выстрела не зря вертелся вокруг второго Коха-близнеца. Наверняка они разрабатывали план по продолжению поисков. И в один прекрасный день ты выбегаешь на дорогу, достаешь из багажника ружье шофера и…

– Хватит рассказывать, я и так все помню.

– Если второй Кох не дурак и умеет сопоставлять, он должен заподозрить неладное в самом факте присутствия шофера или его оружия в этих двух покушениях.

– Черт с ним, с шофером, – пробормотал Кортик.