– А тут смотрим – вы колбу пустую достали, – закончил Коля, убирая зажигалку. – Ассоль Марковна, неужели вы ничего не знали?
– Она могла не знать, – кивнул Макарыч. – Она в то время в Танжере была на раскопках.
– А какого… тогда ее внук стрелял в Коха-младшего? И где чучело пуделя с бриллиантовыми глазами, спрашивается?
В этом месте бабушка поверх очков задумчиво посмотрела на Кортика.
– Допустим, она – ни сном ни духом. – Коля продолжал изображать увлеченную беседу двух коллег. – Ее внук с инвалидом все узнали, подсмотрели, куда Кох спрятал сокровища, и сперли их.
– И потом этот внучок поплыл с ней искать то самое, что спер? – закончил Макарыч. – Странно получается.
– Странно, – согласился Коля, – но, может, он бабушку просто не любит? Он же ее до этого времени никогда не видел.
– Такую бабушку – и не любить?.. Да она только пальцами щелкнет, он уже стриптиз изображает в немецком консульстве!
Кортик дернулся и решительно направился к гостям. Бабушка Соль подняла вверх ладонь с отставленным большим пальцем. Кортик остановился. Следующим сигналом для подводников – «погружайся вниз» – она отправила его в каюту.
Дождавшись, когда его голова скроется, Ассоль спросила:
– Откуда сын Коха узнал точные координаты сброса колбы?
– Ну как же, он ведь у нас меценат. Правильно я сказал – меценат? – повернулся Коля к Макарычу.
– Правильно, – подтвердил тот. – Мы сами обалдели, когда нас начальство вызвало и сказало, что немец Кох занялся благотворительностью в Крыму. Вы, Ассоль Марковна, давно там были?
– Два года назад.
– Ну вот, а Кох не так давно оплатил реставрацию памятника на могиле Гриновича. Теперь на памятнике написаны не только даты жизни и смерти писателя, но и все о его жене. На митинге в честь открытия, кстати, ваше имя вспомнили. А как же! Рассказали местному населению, как ценой своей свободы вы с тетушкой в семьдесят первом перезахоронили прах Нины Гринович из безвестной могилы – в могилу мужа. Все, как вдова завещала.
– Вы хотите сказать, что немец раскопал захоронение? – тихо спросила бабушка.
– Ну уж – раскопал. Когда постамент устанавливали, могли чего лишнего и подкопать, но только – для дела, для увековечивания, так сказать, памяти.
– А почему вы не вмешались? – не может поверить Ассоль.
– Да мы понятия не имели, какого черта он туда полез. К тому же теперь это другая страна. Коха там любят, он на митинге сказал, что собирается памятник вам на берегу поставить. Из бронзы.
– Мне?!
– То есть памятник Ассоль. Стоит она якобы вот досюда в воде. – Макарыч провел рукой по своим ногам. – Ручку так подняла, вроде вглядывается в море. Я тут позавчера вашу яхту посетил и представил, кстати, как вы плывете на родину, распушили все паруса, а там – памятник стоит, дожидается… Да. Не будет теперь памятника.
Бабушка Соль застыла с погасшей сигаретой в руке. Не дождавшись ее реакции, Коля решил уточнить:
– Его не будет, поскольку меценат Кох умер, как вы уже, вероятно, знаете. Говорят, ему на голову чучело зубра упало.
– Не чучело, а только голова, – поправил Макарыч.
– Ну, голова. Представляете? А брат мецената, таксидермиста и ювелира в одном лице, может, и продолжил бы славное дело по установке этого памятника, да вот беда – никак не найдет бриллианты, на которые, собственно, и предполагалось…
– Вы дали Коху возможность достать клад? – перебила его бабушка. – Никогда не поверю.
– Это еще что, – горестно вздохнул Макарыч, – вы не поверите, что мы вообще ничего не знали о кладе, пока не прижали бывшего шофера вашего зятя. Он нам все рассказал: и про ваши проделки с останками Нины Гринович в семьдесят первом, и про Иммануила Швабера, который эти проделки не зафиксировал в соответствующем рапорте. Рассказал, что таксидермист Кох нашел бриллианты – но как?! Вроде при установке памятника – обратите внимание: совершенно случайно! – Макарыч поднял указательный палец, – обнаружилась какая-то жестянка с координатами клада, представляете? В таком месте случайно найти координаты выброса папенькой в воду колбы с бриллиантами в сорок пятом году… Повезло Кохам… Куда сокровища подевались, шофер, естественно, не знает, но таксидермист сообщил брату, что их нашел.
– Доказательства? – выдохнула Ассоль.
– Да нашли мы потом доказательства. В порту Калининграда и нашли. Отсек с радием. С резьбой. Вот как раз под размерчик этой колбы. – Макарыч кивнул на свинцовую гильзу на палубе. – Со свежими следами откручивания при помощи вспомогательных средств. Бомж один принес крышку от колбы в металлолом сдать. Качественное изделие, скажу я вам. С хорошей защитой, но окошечко – фонит. Фонит… У вас, я вижу – тоже имелся при себе приборчик для обнаружения излучения? Обидно получилось?
Бабушка Соль молчала.
– Что-то я смотрю в эти честные глаза… – начал Коля, потом замолчал и удивился: – А где глаза-то? Глаз не видно.
Ассоль медленно сняла очки.
– Ну вот, смотрю я, значит, в эти честные глаза, и верю! Верю, что бабушка Ассоль как последняя лохушка приплыла сюда искать вот эту самую колбу, только не пустую, а с камушками.
– Ну что ж. – Макарыч встал. – Подтверждается та самая пословица про старуху с прорухой.
– Нет, пословица не про то. – Встал и Коля.
– И где камушки? – спросила бабушка Соль.
– Трудно сказать, – задумался Макарыч. – Наша задача ведь в чем состояла?
– В чем? – задумался Коля.
– В том, чтобы эти камни, если, конечно, они – не миф, из страны не уплыли, – определился Макарыч. – А то ведь вы своим нервным поведением очень нас озадачили. Мы уж решили, что вы бриллианты немецкой стороне предложите – благо их берег рядом. – Он мечтательно посмотрел вдаль.