Алые паруса бабушки Ассоль - Страница 72

– Икар, ты стрелял из браунинга? А как же серебряная пуля? – спросила бабушка.

– Я выплавил из твоей серебряной ложки пули и полез на дерево, чтобы убить вампира с Черной дачи.

– Почему на дерево? – удивилась она.

– Это важный аспект в деле излечения вашего внука. – Я влез в их беседу, чтобы развернуто подать нужную информацию. – Я сказал, что из нашего чердачного окна ему ни за что не попасть в цель. И спросил, пойдет ли Кортик стрелять в упор?

Ассоль с ужасом посмотрела на внука:

– А он что?..

– А он сказал, что в упор выстрелить в человека не сможет. Ну? Понимаете?

– Что?

– Нормальный пацан! Без всяких отклонений. У него убили любимую собаку, он точно знает, что в упор человека не застрелит, если увидит его глаза, а вот вампира поганого – ночью, с дерева, в окно – запросто. Он совершенно нормальный.

– И куда… ты попал? – спросила бабушка Соль.

– Я попал в раму для зеркала. Пуля срикошетила и сбила голову зубра, которая упала на немца.

– Да, я вспомнила, какую линию защиты выстроил твой отец. Там было что-то о зубре… Вы знали, что шофер установил прослушку для Коха в моем доме?

– Узнали позже, – вздохнул Кортик.

– Насколько позже? – напряглась бабушка.

– Недавно, – выдавил Кортик.

– Черт возьми, говори точнее! – закричала она.

– Будешь кричать, вообще ничего не скажу!

Я решил вмешаться:

– Дядя Моня нашел две камеры в Надоме как раз в тот день, когда наш пудель придушил петуха соседки. Он отдал камеры мне.

Ассоль задумалась, потом спросила:

– А сколько времени прошло между находкой Мишки Швабера и пропажей вашего пса?

– Три месяца, я помню точно – не больше трех месяцев, – уверил ее Кортик.

– Прекрасно. Осталось вспомнить, о чем вы говорили в последние дни перед обнаружением этих камер.

– Зачем тебе это? – Кортик отвел глаза.

– Зачем мне? Затем, что у меня появилось сильное подозрение, что Мишка Швабер рассказал вам много интересного о нашей с ним встрече на похоронах Нины Гринович.

– Он ничего не говорил о вашем пари, – уверил ее Кортик.

– Не увиливай! – возмутилась бабушка. – Почему ты прячешь глаза? Он говорил, что приезжал туда через полтора года? Он говорил, что нашел могилу Нины Гринович пустой?

– Ты все время кричишь, я от этого тупею, – заметил Кортик.

А я как раз подумал, что она сидит слишком далеко от привинченного столика, чтобы лупасить по нему ладонями. Глядишь, шлепнула бы пару раз и успокоилась.

– Насколько тупеешь? – поинтересовалась бабушка. – До степени вранья или потери памяти?

– Ладно, мы обо всем говорили. А потому, что Иммануил Швабер имел наглость заявить, что мог тебя арестовать, но не арестовал – такой вот он добрый, я завелся…

– И что?..

– Я спросил, за что он мог тебя арестовать. Атила сказал, что знает, за что. Короче…

– Короче, вы говорили о перезахоронении останков Нины Гринович, и Моня сказал – куда, – закончила бабушка Соль потерянно. Потом она вдруг подняла голову и в упор посмотрела на меня.

– Я хочу спросить Атилу. Какое участие во всем этом принимал Иммануил Швабер?

– Когда адвокат сказал, что нашел в вашем сейфе бумажку о реабилитации Гринович, дядя ответил на наши с Кортиком вопросы. Вот и все. Просто… – Я позволил себе похвалиться. – Я задавал слишком конкретные вопросы. Мы с Кортиком поверили, что бумажка в сейфе может означать только наличие сокровищ. Учитывая ваш образ жизни, – добавил я, – Кортик начал изучать ваш египетский маршрут по открыткам, а потом дядя Моня уверил нас, что в сообщении Нины Гринович властям речь могла идти только о радиоактивном веществе. После такого разочарования мы уже беседовали про жизнь. Если вы хотите пришить дяде злой умысел, так его не было.

– А у тебя? – спросила бабушка Соль.

– Никогда, – не раздумывая, ответил я.

– Не верю! – повысила она голос. – Вы поплыли со мной, зная, что ваша болтовня о перезахоронении была подслушана. Что из этого следует? Что вы оба имели какой-то умысел, подозревая, что сокровищ уже может и не быть. Какой? Ты хотел меня убить, да? Что ты знаешь о кислородных смесях?

– Ерунда! – обиделся я. – Какой умысел? Матушка сказала, что все должно идти своим чередом, вот и все! А я ее послушался…

– Зинаида? – пораженно уставилась на меня Ассоль. – Сказала тебе? Давно?

– Перед отплытием. Они с дядей Моней сидят в Надоме. Там еще обе его жены – старая и новая.

– Все, хватит! – крикнула Ассоль, вставая. – И моему терпению есть предел. Я хочу говорить с Икаром!

– Говори, – удивленно посмотрел Кортик.

– Ты – Икар?

– Бабушка, сядь. – Он после такого вопроса забеспокоился и вскочил. Я тоже подумал, что лучше бы ей все-таки стукнуть пару раз по столу ладонями.

– Если ты Икар, то должен, наконец, понять свое положение, – жалобно начала бабушка Соль. Она почти скулила! – Ты никогда не выберешься из психушек, пока не освободишься от своего друга. Ты думаешь, отец тебя туда от тюрьмы спрятал? Так вот – нет. Речь идет о самом настоящем раздвоении личности.

– А доктор говорил – депрессионная шизофрения, – доложил Кортик.

Ассоль посмотрела на внука с жалостью. Она почти плакала, я видел, как дрожат ее губы.

– Икар!.. Твой друг Атила вместе с матерью, ее дядей и еще тремя женщинами попал в автокатастрофу. Он погиб, Икар. Атила погиб. Они все погибли, кроме одной женщины. Атила прожил дольше всех – несколько дней в коме.

Вот это отмочила так отмочила! Я даже на несколько секунд почувствовал себя в невесомости, будто растворился в воздухе.

– Когда? – ничего не понял Кортик.