Алые паруса бабушки Ассоль - Страница 66


К оглавлению

66

– С богом! – напутствует его бабушка.

Кортик примеривается, чуть приседает и ровным движением срезает пламенем самую верхушку горки. Потом – на полсантиметра ниже. Запекшиеся кусочки пены отлетают, врезаются в экран и падают на поднос.

Когда от горки осталась половина, Ассоль дала знак, Кортик выключил пламя. Бабушка собрала готовую для торта продукцию – хрустящие кусочки, которые взрываются во рту. Никому не рекомендую повторять подобный фокус в домашних условиях – только в кондитерской «Сладкие губки», что в переулке – с Малой Грузинской – направо, сразу за общежитием консерватории. И только под строгим присмотром Эйсы.

Оказалось, оставшаяся половина пены уже почти непригодна – снизу начала подтекать, да и количество воздуха в ней уменьшается с каждой секундой работы газовой горелки. По ходу дела я выяснил, что больше всего готового продукта получается у Эйсы, она успевает срезать две трети горки за восемь секунд.

Ассоль сложила отдельно хрустящие запекшиеся кусочки разных размеров и форм, и крем, который она приготовила за пару минут – два яичных желтка, тридцать граммов густого сливочного ликера и сто граммов взбитой венчиком сметаны.

Кортик одевался под подробные инструкции.

– Ставишь подставку под торт. Осторожно ссыпаешь горку. Выравниваешь ее. А потом просто выложишь крем сверху на горку. Пока будешь рассказывать, крем стечет равномерно, если…

– Я все запомнил, хватит повторять!

– Ты не должен смотреть ему в лицо, пока рассказываешь, а то собьешься…

Ого! Как она волнуется.

К гостинице был подан… лимузин. Самый настоящий, черный и длинный, как крокодил. За рулем сидел «хороший знакомый» бабушки Соль – «он мне обязан, уже не помню, чем!..». Кортик с большим прямоугольным саквояжем прошествовал в черный лимузин, причем сам он был весь в белом.

Вас наверняка интересует, замазал ли мой друг синяк под правым глазом? Так вот – нет. Не замазал.


Лимузин отвез его в старый город, где сам автомобиль с большим трудом протискивался по улочкам. Кортик потом рассказал, как из-за этого лимузина в одном из переулков случилась большая пробка – лошадь с телегой не смогла подать назад, и три велосипедиста перекрыли движение, глазея на автомобиль.

Когда они подъехали к нужному дому, из нижней его половины – из окон и с балкончиков – появились жители, чтобы в подробностях рассмотреть, как из черного-черного лимузина выходит Кортик – весь в белом, с фиолетово-желтыми подживающими разводами под глазом и с потрепанным саквояжем времен Первой мировой войны. Эта самая половина занимала три нижних этажа дома, ее заселяли поквартирные жильцы, а два верхних и пристройка с башней над отдельным входом принадлежали господину Готланду.

Догадайтесь, куда угодил Кортик, как только вошел в тот самый отдельный вход с башней? Правильно! В лифт. И что он делал, пока тащился вверх? Правильно – напевал. Естественно, «…ах, мой милый Августин!..».

В доме у старика Готланда пахло… корицей. В плане запахов я вполне Кортику доверяю. Корицей так корицей, ему видней после курса обучения в кондитерской «Сладкие губки». Но вот предположение Кортика насчет того, что старик потихоньку кулинарит в своей темной запущенной кухне, мне не очень понравилось. Подумаешь, корица. Может, он ею забивает запах разлагающихся ковров в прихожей.

Итак, Кортик на месте. Моложавый прислужник интересуется, как о нем доложить.

– Икар Ландер – по матери и Кортнев – по отцу, – уверенно заявил Кортик.

Через минуту его провели «в залу». Старик сидел в инвалидном кресле спиной к окну. Шторы были задернуты, зато в комнате был настоящий камин, он горел, и света от него хватило, чтобы Кортик в подробностях рассмотрел сидящего. Поскольку Готланд не произнес ни слова, Кортик – тоже молча – подошел к столу с древней скатертью, свисающей почти до пола, и поставил на него саквояж.

Медленно и сосредоточенно он достал оттуда сначала подставку для торта – плоскую хрустальную вазочку на короткой ножке с основанием в форме восьмигранника. Потом основу торта – запекшиеся кусочки, которые он ссыпал в вазочку.

Молчание затягивалось.

– Торт делается при помощи газовой горелки. Это такая штука, которая выдает пламя. Пламя можно регулировать.

Старик чуть пошевелился и издал хрюкающий звук.

– Итак, – приободрился Кортик, – взбиваем белки с сахарной пудрой, добавляем постепенно шампанское, если пена после этого устоит, вмешиваем в нее миндальную муку.

– Шампанское? – прохрипел старик. – Ты сказал: в белки – шампанское?

– Да. Это самое трудное. Потом включаем газовую горелку…

– Где она? – спросил старик.

– Горелка? – растерялся Кортик. – Я не взял.

– Где эта испорченная девчонка? Она приехала?

Уж не знаю, как Кортик догадался, что Готланд говорит о бабушке Соль, но ответил он правильно:

– Я вместо нее.

– Подойди.

Кортик сделал два шага к креслу, и в этот момент старик включил направленную лампу, а вернее сказать – прожектор, а Кортику вообще показалось, что это был луч маяка.

Рассмотрев того, кто пришел вместо «испорченной девчонки», Готланд прожектор выключил и спросил:

– Откуда синяк?

Подумав, Кортик ответил:

– Из кондитерской.

Такой ответ почему-то не понравился Готланду.

– Не дерзите мне, молодой человек!

И Кортик уверенно вернулся к столу, чтобы выложить крем на горку запекшегося белка.

– Готово, – доложил он.

– Нет, – выдал Готланд. – Через четыре с половиной минуты будет готово. Когда крем сползет. – И позвонил в колокольчик.

66